Потеплело. Ночью долго не мог заснуть. Волновала сцена у разгромленной крепости. Печальный Тимур и песенка Жени: «Гори, гори, моя звезда!»…
На земле — все то же. Англичане и немцы сильно бомбят города. Итальянцам наклали греки.
В «Комсомолке» хорошая статья о Тимуре. Хвалят Разумного. Это хорошо, ему нужна поддержка.
Вернулся с Камчатки отслуживший срок красноармеец — вот он сидит уже в штатском, рядом — родные, знакомые, а я смотрю и вижу, что люди его уже не знают и не понимают. Не понять им — как далеко он был, что испытал и видел, — а сам он никогда этого рассказать не сумеет…
Приезжала Дорик, подарила мне смешную хорьковую куртку, и стал я похож на медведя.
Все дни много работал — вчера начерно окончил второй вариант. Крепе и Разумный живут в гостинице. Ходили как-то с ними на клинский базар. Погода мягкая. Собака Жулик — симпатичная, но неприличная.
Несколько тревожат меня настроения А. Е. и Крепса. (Разговор о картине и оловянных солдатиках.) А. Е. отрицает, но у меня смутное подозрение, что в новом сценарии он и я видим не совсем одно и то же.
Оба они дали мне много дельных замечаний — за это спасибо! Но чувствую я у них иногда какую-то осторожность, скованность при подходе к тем эпизодам, которые я считаю самыми главными и которые мне больше всего нравятся. Это опасно.
Снимался с ребятами в редакции.
Работал вчера с утра до трех часов ночи с небольшими перерывами. Основную диктовку второго варианта окончил.
Вчера ночью окончательно выправлен «Комендант». Таким образом, знаменитый номер «Люкс» в клинской гостинице опустевает. Сегодня… уезжаем в Москву.
Погода морозная. Солнечная. Хорошо!
Москва. Все идет хорошо. Меня опять берут на военный учет. О «Тимуре» много хороших статей, в том числе и в «Правде»…
Мороз 25 гр. Был в ЦК у Михайлова…
8-го в ЦКмоле будет обсуждение нового моего сценария…
Итак, что у меня было в прошедшем сороковом? Весна — Цхалтубо — Батум. Работа над режиссерским сценарием, потом Клин — повесть о Тимуре. Немного Малеевка. Потом опять Клин — «Комендант снежной крепости». Немного Болшево, Сокольники.
На земле тревожно — но в новый год я вступаю твердым, не растерявшимся.
…На несколько дней опять уехал в Сокольники… Картина прошла с успехом, но много в ней недостатков.
Сегодня и завтра доделываю последние поправки к «Коменданту». Больше не буду.
Приезжала Талка. Случайная встреча через 23 года с М. Трениным. Елка в Колонном зале.
Все переворачивается куда-то к черту. А. Е. ставить мой сценарий не хочет. По-видимому, ему мешают.
Мне звонок от Храпченко о «Государственном заказе». «Комендант» пошел в Комитет. С чем-то вернется он оттуда? С удовольствием уехал бы. Надо хоть на короткое время голове отдохнуть, потому что опять близка работа — какая, еще не решил.
Прошел месяц. 25 января интересное совещание в ЦКмоле о военном воспитании…
29-го поехал в санаторий «Сокольники».
На дворе погода мягкая. Солнышко. Идет XVIII партконференция…
Война идет своим уныло разрушительным чередом. Итальянцев греки жмут, и все рады.
Купил Женюрке канарейку в большой клетке. Гостит у нас Алька — смехотворная девка.
Читал статьи Л. Толстого. Тревожно мне и досадно было.
Надо написать 150–90 строк для «Пионерки».
…Пасмурно, слегка тает. Прошлый год в это время я уезжал в Цхалтубо. Сижу — думаю. Раньше я был уверен, что всё пустяки. Но, очевидно, я на самом деле болен. Иначе, откуда эта легкая ранимость и часто безотчетная тревога? И это, очевидно, болезнь характера. Никак не могу понять и определить, в чем дело? И откуда у меня ощущение большой вины. Иногда оно уходит, становится спокойно, радостно, иногда незаметно подползает, и тогда горит у меня сердце и не смотрят людям в лицо глаза прямо.
…«Жулик» вырос, бегает, гремит цепью, будка в сугробах. Алька копошится с куклами, ей четыре года. Недавно заявила: «Если Аркадий Петрович умрет, то и я убьюсь тоже» — очень забавная девчурка.
Надо скорей хвататься опять за работу. Во время работы тревога (личная) уходит, приходит озабоченность общая — она осмысленней.
Написал короткую автобиографическую справку для «Пионерки». Но сколько ни бился — больше четырех строк из обещанного короткого рассказа написать не мог никак.
«Завтра Ильке Артамонову должно было исполниться 9 лет, и еще с вечера он твердо решил с утра начать жизнь по-новому».
Вот странно! И о чем писать шлю, а испортил 10 листов и не мог с этих заколдованных строк сдвинуться ни на букву!
Купил и повесил на стену большую политическую карту Европы.
Германия ввела войска в Болгарию, по-видимому в тыл грекам.
В 1941 году должно быть нами заложено 2995 новых предприятий, шахт, заводов, ГЭС и т. д.
«15-летний план развития промышленности СССР» — мне будет 52 года. Что же, увидеть еще можно!
9 (22) января (н. ст.) в гор. Льгове, Курской губернии, в семье учителя родился Аркадий Петрович Голиков. Отец будущего писателя, Петр Исидорович Голиков, — народный учитель, после Октябрьской революции — комиссар штаба 35-й дивизии, член партии. Мать, Наталья Аркадьевна Салькова, — учительница, позже фельдшерица; после Октябрьской революции — член партии.